Саша Черный. Собрание сочинений в 5 томах. Т.3 - Страница 32

К оглавлению

32

Поэтесса (задумчиво). Аки, баки, зраки, маки, фраки… Змий, кий, Пий, Вий… (Вдруг неожиданно и быстро.) Какара цакара макара-пунчала ракса!..

Поэт. Вертоград, вертограда, вертограду…

Поэтесса. Блуд-руд, блуда-руда, блуду-руду…

Поэт. О, плектрон воздыханий… Встань мистагог! Ярем на вые, елей на устах, гной в сердце… Как телка Ио, влеком я роком!

Поэтесса. Влеком ты роком, влеком он роком, влекомы мы роком.

Поэт. Кыш! Ормуз и Ариман дифирамы Дионису на цимбалах и сирингах слагали. Брысь, Пушкин! Конфузно тебе — вульгарными рыками поэзию утучнил… Скриба ты гиперборейский, а не Орфей! Профанам ясен зело. И ты, Байрон, и ты, Гёте, и тьма тем прочих — брысь! Экстаз — кристаллен, лирика — популярна, страдальность — без личин, неотвратна… Брысь!

Поэтесса. Maestro! Пенсне на прахе. (Поднимает.) (Зевая.) Я иду по ковру, ты идешь пока врешь… Maestro! Позволь по-русски поговорить? А? Чуточку!

Поэт. Кыш! Ошую — хаос, одесную — хаос, по бокам рифмы, в середке — гурт фазаний, Эрос вой зовет, зык рык источает…

Поэтесса. Я-лды хочу-лды домой-лды. Мне-лды скучно-лды.

Поэт. Кыш! (Вдохновенно.) Твердь-жердь, сев-зев, понт-фронт, древо-чрево, Тидей из Меланиппа, Меланипп из Тидея. Фалалей из Капанеи… А я где?

Поэтесса (Хнычет.) Хочу-лды домой-лды.

Поэт. Подожди-лды. О, Асфодель! Мара зык прошла, рифмы в чехарду прядают — астральный Овен по шкелету чертит. У-у-у. (Плачет.)

Поэтесса (Тащит его.) Идем-лды… Боюсь-лды!

Поэт (Уходит.) Феникс без рифмы… Увы! И сфинкс без рифмы… О, о, о!

Маляр (Таинственно.) Т-с… Вот тэк история! Фа-ра-он! Бежи сюды… Жива! Тут — ёпонские шпионы пошли! Один за бабу, другой за мужчину — замашкараденный! Последи, а мне красить на-до!.. (Красит, злобно мотает головой и поет.) Да-и-эх-ты! Да-и-ух-ты! Да-и-ах-ты! Да-и-ох-ты са-мо-ро-ди-на моя бри-ллян-то-ва-я…

<1910>

РУКОВОДСТВО ДЛЯ ФЛИРТА В КВАРТИРЕ

Придя в общество, осторожно вскинь глаза и реши, какая из девиц или дам создана для тебя. Если ни одна, не насилуй себя и не руководись пословицей о безрыбье.

Избрав, отведи в сторону хорошо знакомого, узнай деликатно биографию и топографию ее, сядь напротив, сделай возможно умные и понимающие глаза и смотри на лампу.

Пересядь поближе и, пряча грязные ногти, спроси желудочным шепотом: «Вы любите Пана?» Услышав неизбежное: «Еще бы!», помолчи пять минут и закрой глаза ладонью.

Отмахнув головой поток внезапных мыслей (для вида), настойчиво, просто и изумленно оброни: «Какое у вас лицо?!» Она поймет это всегда в желательном для себя смысле.

И если ее зрачки слегка потеплеют, протяни под столом носок ботинка (со скоростью 2 миллиметров в минуту) и, как дыхание ветра, коснись ее ногой.

Когда, в ответ на пожатие, ее нога вздрогнет и уплывет под черную пасть дивана, заговори сразу бурно, негромко и песнопенно:

О — бескрылости жизни, стенах, девятой симфонии, атласе ее дыхания, стенах, уходе Хомякова, холодных вершинах одиночества, стенах, грубой квартирной хозяйке, «Вехах», стенах…

И вдруг… остановись. Обведи глазами курящих и некурящих, пьющих чай и непьющих, сделай тонко-презрительно-сострадающе-саркастически-негодующее лицо, внезапно, словно чудо, найди фиалки (или маслины — если она брюнетка) ее глаз: вспыхни и зарозовейся. Ты и она. Она и ты. Только в этом смысле должна она понять тебя.

Иди дальше: «Здесь трудно говорить… невыносимо молчать… невозможно думать». И полным аккордом виолончели, шумящим призывом спроси: «Когда?..»

В ответ на возможное молчание (75–90 %) опрокинься: «И вы любите Пана?! О! Вы такая же, как все?! О! Пять минут знакомства и вопрос „когда?“. Это „неприлично“?! Дерзко?! О!.. Но я думал, что вы…» И гордо умолкни.

Придя к ней через день на квартиру, начни с Никиша и садись непременно против входных дверей.

От Никиша перейди к жизни, от жизни к себе. Среди вдумчивой и затаенно-детско-искренней фразы о своей последней поездке в Териоки коснись ее мизинца и спроси:

— Вы бегаете на лыжах?

И, не давая ей опомниться, возьмись за мизинец и разлейся: «Лыжи! Вы не бегаете на лыжах! Такая хрупкая (или мощная) фигурка на искристом снегу (возьми два пальца), холод обжигает лицо, птицы изнемогают и отстают (возьми три пальца)… ветер смеется в глаза и целует руки… вот так… вот так» (попробуй показать — как).

Если она встанет, скажет: «Негодяй!» и нажмет кнопку, подыми на нее холодно-рассеянные глаза, скажи: «Дура!» — и уходи.

Если она этого не скажет……………………………………………………..

<1910>

ЧЕХАРДА
(НА ВЫСТАВКЕ «ЧЕТЫРЕХУГОЛЬНИКА»)

Комната первая — пейзажи

Зритель в штатском (оглядываясь). Веселенький сарайчик. Вот только почему на одной стене фиолетовые обои с розовыми капочками, а на другой розовые обои с фиолетовыми капочками? Не симметрично…

Бродячий художник. Профан!

Зритель в штатском. Вот именно — профан. Я, извините за выражение, из провинции приехал, и у нас, знаете, принято все четыре стенки одинаково оклеивать. Для глаза приятнее…

Бродячий художник. Да какие же это, к дьяволу, обои? Взгляните в каталог, что там написано: № 27. «Вечер в деревне». Александр Груздь. Кажется, ясно! Вон перед вами висит.

Зритель в штатском. Прейскуранта я, простите, не купил из экономии, а только насчет «Вечера в деревне» вы шутить изволите. Вечером солнце в деревне, равно как и в городе, — садится, а здесь вместо солнца радуга и какое-то вообще конфетти. Кроме того, где здесь, спрашивается, деревня?

32